Kagami
Лики зазеркалья
Часть первая
ДЬЮТИ-ФРИ
Весь наш свет есть солнце в щели,
Вся наша жизнь есть пунктир между А и Б,
Поскольку весь наш путь есть лишь возвращение
Любые средства хороши, только бы к тебе
Вернуться.
Где ты там, инкогнито?
Олег Медведев. "Алеха Боханский"
Смотритель Гектор.
Я — старый человек. И я — всего лишь человек. Не знаю, почему Энгион не выбрал себе в ученики эльфа. Хотя, может быть, пока моя жизнь проходит здесь, в этом странном месте, он готовит себе истинного приемника из своего народа. А я — лишь временная передышка в длинной череде могущественных существ, посвятивших себя Библиотеке.
Энгион был одним из самых знающих смотрителей. Он вообще увлекающаяся натура. Положенные ему, как старшему сыну рода Дебритеанна, 300 лет в этой должности он провел, изучая древние дневники-манускрипты своих предшественников. Моих человеческих жизни и способностей не хватит на то, чтобы прочесть хотя бы треть.
Человеческий век короток. Когда десятилетним напуганным и восторженным пареньком я пришел сюда следом за светозарным эльфом, жизнь впереди казалась бесконечно длинным праздником познания, а Библиотека манила нераскрытыми тайнами. Но теперь, спустя восемьдесят лет, я точно знаю, что это лишь маленькая форточка в иной, неведомый нам мир, и познать его секреты невозможно. Возможно лишь хранить то, что он сам решит нам подарить.
Я иду по длинным коридорам, по большим и малым залам, по комнатам и коморкам. Не знаю, кто и когда назвал это место Библиотекой. Здесь нет книг, кроме толстенных летописей, заполненных многими поколениями смотрителей, но они находятся в жилом крыле, в моем кабинете. А здесь — разные чудеса. Чудеса, пришедшие из другого мира.
Тысячи лет назад соприкоснулись миры, и перворожденные открыли проход. Лишь эльфам было под силу сотворить такое. И они, вечно юные, любопытные, восторженные рванули туда наслаждаться новыми впечатлениями, видеть, открывать. Следом за ними потянулись гномы. За рудами и самоцветами, столь милыми сердцам подгорных обитателей. Оборотни устраивали свои безумные ночные охоты в угодьях, где никто не мог их остановить. Ундины открывали новые водные пространства, подчиняя себе их обитателей. Саламандры резвились в бушующем пламени вулканов. Даже драконы не гнушались бороздить просторы новых небес. А малые народы и вовсе восприняли врата, как возможность обрести новый дом.
А потом проход закрылся. Уж не знаю, что там случилось. Никто не знает. Возможно, миры спасали сами себя от слияния. Есть такое мнение. Тогда некоторые волшебные существа остались там и не смогли вернуться. Говорят, в том мире их жизнь короче даже людской, и они редко бывают счастливы. Но в нашем мире остались люди. Зачем эльфы привели их сюда, ведомо лишь истории. Пригласили погостить в ответ на их гостеприимство? Притащили домой игрушки? Кто знает! Зачем вообще в мире населенном лишь магическими существами нужны те, кто к магии не способен?
Да, мы не способны к магии. Но можем ее чувствовать, как никто другой. А еще мы живучи. Этот неродной нам мир мы заселили уже почти на четверть… Некоторым это не нравится. Иногда хозяева этого мира развязывают войны, чтобы сделать из нас рабов. Или просто поставить на место. Так было и восемьдесят лет назад.
Не знаю, зачем Энгион меня спас. Впрочем, эльфы не убивали детей. Это была вообще не их война. Отчасти, люди сами виноваты в том, что она началась. Не надо было закладывать порт на побережье, не убедившись, что земля свободна. Хотя, земля-то была свободна, а вот бухта принадлежала могущественному клану ундин Ульт-ди-Мар. И когда, в соответствии с Конвентом, они попросили поддержки у других рас, никто не рискнул отказать воинственным морским амазонкам. Почти каждый народ выставил по небольшому отряду для сухопутной войны. Одни только эльфы прислали две сотни стрелков из Объединенного Легиона. Не думайте, что этого мало. Обнаглевших людей загнали далеко вглубь континента, почти до самой пустыни. Многие погибли в войне. Другие — после, не сумев прижиться на негостеприимных землях Ан-Дессена.
А я оказался здесь. Жалею ли я об этом? Сочувствую ли своим соплеменникам? Не мне судить логику истории. Мне проще думать, что эта война была предначертана судьбой. Может, даже моей. А сочувствие? Оно ко всем. И к людям, на которых пала кара волшебных народов, и к гнавшим их в безумии берсерков ундинам, задохнувшимся потом вдали от побережья, и к сгоревшим в жестоких ловушках эльфам и оборотням, и к сошедшим с ума от вида бескрайней морской дали гномам. Ни в одной войне не бывает абсолютного победителя. Все подсчитывают потери.
А я прожил свою жизнь в тихом уединении Библиотеки. Первые десять лет Энгион не покидал меня, обучая всему, что нужно знать смотрителю. Скорее всего, достаточно поверхностно. До многого я потом доходил сам. Впрочем, за всю историю существования этого места люди всегда были здесь лишь временными исполняющими обязанности, да и то если ни один из великих кланов не мог в тот момент отдать наследника на 300 лет в услужение этому нелепому храму. А как еще назовешь эту безумную эклектику культур и чудес?
Так что, еще можно считать, что мне повезло с Энгионом. Он никогда не бывал равнодушен к тому, что делал. К моему обучению тоже. Он умел так увлечь своими рассказами, что я словно входил в тот далекий и странный, так не похожий на наш мир, я видел эту непонятную мне жизнь своими глазами, а руки прикасались к таинственным артефактам Библиотеки. Мальчишкой я верил, что Энгион говорит о том, что знает. Мне казалось, что нельзя так живописать мир, в котором не побывал. Не знаю, какой магией он пользовался. Да и пользовался ли? Но Библиотека так и не отпустила Энгиона. Он возвращался. Возвращался всегда. Иногда надолго, иногда всего на день. Но всегда у него находилось время поговорить со мной, рассказать что-то новое о ее прошлых и нынешних чудесах. Можно сказать, я до сих пор продолжаю у него учиться.
Конечно, пресветлый эльф и не пытался раскрывать мне все тайны Библиотеки. Я уже говорил, человеческой жизни не может хватить на это. Но главное он для меня сделал. Я полюбил тот мир. Моя душа тянулась к нему, а в сердце жила мечта о том, что проход когда-нибудь откроется снова. И я увижу мир людей. Мир моих соплеменников.
Впрочем, все не совсем так. Библиотека и есть стационарно действующий проход. Вот только перегорожен он решетом. Мне не понять, по какому принципу возникают связи. Иногда это лишь предметы технической цивилизации, по невнятным причинам продолжающие работать в нашей реальности. Иногда — проходы в ограниченные пространства, где даже можно побеседовать с иномирянами, не выдавая себя. Вот только мне в эти проходы путь заказан. Я ведь человек. Я лишь чувствую, что они есть, могу их видеть, но, будучи лишенным магии, никогда не пройду.
Куда они ведут? Да мало ли… Есть комната, куда заходят только оборотни. Больные. А выходят всегда здоровыми. И никто из них никогда не помнит, что именно там происходило. Или не рассказывает. Это старая комната. Она существует больше двадцати лет. Но когда-нибудь и она закроется, и вместо нее появится что-то другое.
В другую комнату входят только гномы. Как они говорят, там можно по хорошему курсу обменять лом разных ненужных для них металлов на более ценные.
Для эльфов есть вход в какой-то удивительный сад. Он существует с тех пор, как я помню себя здесь.
А еще всегда были лавки. Конечно, они тоже, как правило, привлекают больше всего только один из народов, но в них может войти любой. Даже я могу видеть, что там творится, через стеклянные двери.
Помню, когда я только пришел сюда, была лавка, где продавалась музыка. Да-да! Каким-то образом она была записана на странные черные диски, тяжелые, как гномье метательное оружие и хрупкие, как Эльдоанский фарфор. Чтобы такой диск зазвучал, нужно было положить его на громоздкий ящик с огромным, сияющим полированной медью раструбом, и долго раскручивать неподатливую ручку. Но потом диск сам начинал вращаться, и из трубы лилась странная иномирская музыка, перекрываемая шумами и хрипами чудовищного агрегата. Эльфы обожали эту лавку. Энгион страшно гордился, что именно в его бытность хранителем открылась дверь в нее. Однажды он не выдержал и приобрел поющий ящик и кучу пластинок. С тех пор он так и стоит в музее. Иногда, я включаю какую-нибудь из них и, стараясь не обращать внимания на шипенье и скрежет, вслушиваюсь в дивные голоса людей, теперь уже принадлежащих прошлому.
-
- 1 из 47
- Вперед >